фургон, но и ни разу от него не потребовали занести груз в помещение. Видимо, такова была договорённость, а инициативы он, разумеется, не проявлял. Хотя, как устроена система слежения за дорогой из абсолютно глухой при взгляде снаружи коробки, его очень интересовало.

Рядовые, весело обсуждая предстоящее пиршество, поволокли ящик и мешки внутрь, а сержант расписался в подставленной им книжке бланков на сданный груз.

— Хозяину скажешь, теперь к Новому году только. Понял, образина?

— Да, господин сержант. Теперь только к Новому году.

— Всё, вали, волосатик.

— Да, господин сержант.

Гаор закрыл фургон и побежал в кабину. Отъезжая он видел в зеркальце заднего обзора, как сержант, не спеша, уверенный, что его положенное без него не съедят и не выпьют, скрылся в коробке блокпоста.

Нет, к дорожной полиции у него претензий нет. Останавливали его редко, обыскивали без побоев. Но и он не нарывался. Хотя в его выездной карточке и отмечено хозяином, что может иметь при себе сигареты и столовый прибор, но сигареты, зажигалку и складной нож он держал в бардачке. Сигареты могут отобрать при обыске, а за нож и накостылять. На хрена ему это? В посёлке дело другое. Там его не обыскивают. Там он — Гаор усмехнулся — желанный гость, почти что кормилец. Как же, и продукты, и одежда, и обувь, и всякая мелочёвка, и на склады выдачи, и лично господам управляющим и их семьям, — всё у него в фургоне.

Так, куда сейчас? Правильно, вон тот съезд, а там через лес, картофельное поле, ягодный перелесок и выгон в посёлок. В прошлый раз он попросил мужиков загатить промоину в лесу, а то зарядят дожди, завязнешь по уши, без трактора или мужиков из посёлка не вылезешь. Интересно, сделали? Обещать-то обещали, и управляющий там не самая большая сволочь, мог и отпустить на внеурочное по собственной надобности, работы-то дюжине мужиков на полдня.

Эта работа — возить грузы по посёлкам — устраивала его по многим причинам. И если бы он мог выбирать, то, пожалуй, выбрал бы именно это. С ума сойти, сколько он за эти полгода узнал, мотаясь по дамхарским дорогам. Незаметно для себя освоил обе суржанки: городскую и поселковую. Ну, положим, городской говор, где ихних слов больше, чем нашенских, он и раньше, ещё у Сторрама, сделал своим, а здесь заговорил по-поселковому, где ургорских слов раз-два и обчёлся. А сказок наслушался, ночуя в поселковых избах… а про сказки ему ещё Плешак говорил, что они врут-врут, да правду и соврут. И навидался всякого. О чём записывал уже на других листах. И как «серый коршун» увозит, и как привозит, и как бегут за увозящей детей машиной матери, выкрикивая их имена. Чтобы помнили. Кто они, чьи дети, откуда родом. И как привозят. Как раз весной, в одну из его первых поездок, он ещё с хозяином ездил…

…Это был его второй большой рейс. На центральные склады, где забрали заказанные грузы, набив фургон под завязку, а оттуда по посёлкам. Накладные все у него.

— Держи, — распорядился хозяин, когда они отъехали от станции и он по приказу хозяина остановил фургон у обочины. — Бери карту и разметь маршрут.

— Да, хозяин, — пробормотал он, выслушав вводную.

Ещё в первой поездке он понял, что маршрут описывает большой неправильный круг, начинаясь и заканчиваясь в усадьбе и не проходя дважды по одному и тому же месту. Сверив накладные с картой, он перечислил хозяину получившиеся пункты заезда.

— Дурак, — с удовольствием сказал хозяин, — за что я только такой капитал за тебя отвалил? Неправильно.

«Что неправильно?» — мысленно спросил он, угрюмо ожидая наказания за непонятную и потому особо обидную ошибку.

— Дурак, — ещё раз повторил хозяин. — Какого хрена ты отсюда в пятый посёлок попрёшься? Там сколько выгрузим? А оттуда по лесу ехать, там только-только стаяло, завязнем, сам на себе будешь вытаскивать. А между одиннадцатым и двадцатым по свету не уложимся. Хочешь в поле ночевать? Делай заново.

И, несмотря на тесноту в кабине, очень ловко влепил ему оплеуху, пояснив:

— Чтоб в голове просветлело, а не поможет, прямо на дороге выпорю.

Что такие обещания выполняются неукоснительно, он уже знал, и потому взялся за работу заново. Второй вариант хозяина устроил.

— Сойдёт. Валяй, чтоб до темноты в первые три успеть.

И вот подъезжая ко второму поселку, он с холма увидел, что по другой дороге в прижавшийся к реке посёлок въезжает серая с зелёной полосой по борту машина.

— Вот аггел, — пробормотал хозяин, — а ведь застрянем.

Когда они въехали в посёлок, «серый коршун» стоял у дома управляющего и из него выгружали пятерых парней и мужчин, снимали с них наручники и пинками выстраивали перед крыльцом, на котором управляющий принимал у сержанта с зелёными петлицами список и карты на привезённых. Хозяин велел ему остановиться перед длинным приземистым сараем с двухстворчатыми дверьми — поселковым хранилищем — и вышел, бросив через плечо:

— Сиди и не высовывайся.

Он послушно остался в кабине, наблюдая за происходящим, ещё не зная, но смутно догадываясь о сути происходящего. Хозяин подошёл к управляющему, и тот, явно обрадовавшись, быстренько распрощался с сержантом. «Серый коршун» укатил, и тогда из-за заборов и деревьев показались поселковые, в основном женщины и детвора.

— Староста! — гаркнул управляющий.

Из толпы вышел высокий мужчина, одетый чуть чище и лучше других.

— Да, господин управляющий, — поклонился он возвышавшемуся над ним управляющему, коснувшись вытянутой рукой земли.

— Давай разводи новокупок.

Староста поклонился ещё раз и повернулся к пятерым.

— Как прозываешься? — ткнул он в грудь стоявшего в центре и выделявшегося ростом светловолосого мужчину с неровно обкромсанными волосами и бородой.

— Беляк я, — ответил тот, глядя не на старосту, а на управляющего.

— Ну, так к Чернаве его, — хохотнул управляющий.

— Чернава, — не повышая голоса позвал староста.

Из толпы вышла молодая женщина с тёмно-русыми волосами, заплетенными в косу, уложенную узлом на затылке.

— К тебе, — староста за плечо выдернул Беляка из строя и подтолкнул к Чернаве. — Благодари.

— Спасибо, господин управляющий, — поклонилась Чернава.

— Ступайте, плодитесь, — махнул им рукой управляющий.

Поклонился и Беляк, они ушли, и наступила очередь следующего. Хозяин, стоя на крыльце рядом с управляющим, курил, разглядывая происходящее с равнодушным интересом, а он как оцепенел, видя оживший рассказ Турмана, как того мальцом ещё, только-только по-взрослому ошейник заклепали, привезли в чужо село и поселили как мужа с женой вместе с молодой, всего-то на год старше него женщиной в опустевшей избе, посадили на тягло. О дальнейшем: как они жили, что с ней стало, и как оказался на